за нее и намотал на руку, щука еще раз изо всех сил вздыбилась. Она выгибалась, распрямлялась, пытаясь освободиться, то кидалась в камыши, то вдруг бросалась к берегу и — раскусила, разгрызла леску.
—  Отпусти ее! — кричала Аня.— Отпусти!
А щука уже вырвалась, на несколько секунд неподвижно замерла в камышах, рукой подать, но уже свободная, недоступная, непобежденная. Неторопливо взметнувшись, она скользнула по поверхности воды и уплыла прочь, ушла в глубину.
Ганс Рихтер стоял в иле, дрожа от возбуждения и сжимая в руке коротенький обрывок перлоновой лески. Когда дочь вновь окликнула его, он пробрался к протоке, молча вышел на берег, оделся и сказал:
—  Ну и разбойница!
Аня потащила его прочь от берега, ей хотелось домой.
—  Пойдем,— упрашивала она,— поехали назад.
И снова теплое дыхание ребенка коснулось его, девочка склонилась к его уху, о чем-то спрашивала, опершись обеими руками о спинку сиденья, а потом, когда он перестал отвечать, уснула. Он все еще думал о щуке, еще раз мысленно