и не заснули. Шпут и Лабуда были в ночной смене, Дюбек включил радио. Он лежал на кровати, смотрел в потолок и слушал музыку. Ганс укладывал в чемодан вещи — не очень-то много набралось за эти годы.
—  Значит, в Лейпциг,— сказал Дюбек.
—  Первым делом заеду за Аней, а там посмотрим. Несколько человек из любителей вставать спозаранку зашли в барак. Вернулись с ночной смены Шпут и Лабуда. Все только качали головами, до того внезапным и будничным был отъезд. Унылая музыка раздражала Дюбска, он радио и оделся.
—  Я тебя немного провожу.— Он дошел с другом до темного дощатого забора, за которым краны, словно стадо жирафов, тянули ввысь свои шеи.— Да, о тебе тут спрашивали,— сказал он, будто только что вспомнил об этом, и взял у Ганса чемодан.— Одна крановщица, теперь она, кажется, инженер.
Несколько лет спустя, в тот день, когда Ганс Рихтер получил письмо из Кёльна, он взял дочь за руку и сказал ей:
—  Мы поедем на озеро.
Солнце проглядывало сквозь быстро бегущие облака, ветер свистел меж домов