весело сообщил, что исчезал на несколько лет, никому не подавал вестей и вообще замел все следы.
—  Я сначала строил в Корее, потом во Вьетнаме,— сказал он.— Могу рассказать, но лучше сперва ты расскажи о себе.
Ганс не сводил с него глаз, не знал, что сказать, покачал головой, потому что не мог избавиться от мысли о подводной Винете, пригрезившейся Виктории, Винете с ее молчанием и небытием, в которое якобы погрузился и этот человек.
—  Ты что, не веришь? — спросил Дюбек и достал сигареты.— Куришь?
Коробка была вьетнамская. На ней было разными цветами напечатано название города Дьенбьенфу и изображены пушки и солдаты среди пальм и гор. Ганс смущенно кивнул и сам себе показался смешным, не в силах унять дрожь в пальцах и прикурить, потому что Дюбек спросил о Виктории и тотчас же объявил, как тогда:
—  Что до меня, то я никогда не женюсь. И раньше клялся, и теперь повторяю: никогда!
Он ел с аппетитом, вспоминал о свадьбе Файта, о рюмках, которые швырял об стену, обо всех прочих глупостях.